Ну вот, Эквадор закончился. Из трех победителей мне больше всего нравится третий - рассказ "Дюжина".
Один из рассказов, которые мне вообще понравились больше всего, снят с конкурса собственным автором.
Мой рассказ большинство рецензентов сочли слишком прямолинейным, но нескольким людям он доставил удовольствие - уже хорошо!
Итак, выполняю обещание, если кому интересно - читайте и ругайте.
"Поездка по частному делу"Поездка по частному делу
Когда перевал остался за спиной и равнина рывком придвинулась ближе, всадник вздохнул почти неслышно и уронил поводья на шею лошади. Сьер Гаэтано не любил путешествовать в горах, даже в таких – невысоких, округлых и лесистых. С горным ландшафтом связаны были у него довольно неприятные воспоминания.
Не более приятна была и цель нынешнего путешествия. Не то, чтобы сьеру Гаэтано досаждала сама по себе необходимость скрытничать, обманывать и таиться; это как раз случается в жизни. Однако история выходила неприятная до чрезвычайности, и чем больше раздумывал сьер Гаэтано над обстоятельствами порученного ему дела, тем сильнее хмурил брови и начал даже покусывать тонкие губы, чего как правило, будучи сторонником жесткой самодисциплины, себе не позволял.
Король, разумеется, приказал снарядить посольство честь по чести, с полагающейся свитой, сановниками для представительности, писарями и оравой слуг. Сьер Гаэтано сухо улыбнулся, вспоминая решительное лицо его величества. Старый мальчишка! Вечно доверчив, вечно переполнен вдохновенными и прекраснодушными помыслами. Три разоблаченных заговора, личное участие в четырех военных кампаниях – так ничему и не научился. Сьер Гаэтано спорить с сюзереном не стал. Споры вообще полагал он делом пустым и малоплодотворным. Только испросил дозволения устроить посольство, как сам сочтет правильным. Сам же посчитал, что правильнее всего будет светлейшему князю Кнарлу и вовсе не знать, что к нему направлено посольство. Куда уместнее в данном случае, по скромному мнению сьера Гаэтано, непритязательная поездка частного лица для сугубо частных целей.
Во всех четырех помянутых военных походах сьер Гаэтано сражался рядом с королем и хотя не занимал сейчас никакой государственной должности, целиком посвятив себя семейной жизни и мирным хозяйственным заботам, Этториэль высоко его ценил, в тяжелые минуты обращался за советом, а временами удостаивал поручениями – само собой, исключительными и трудными, какие не доверишь кому попало. Но на этот раз судьба подбросила совершенно особенную мерзость. В разных местах, но более по отдаленным окраинам королевства, рассказывал, болезненно морщась, его величество, происходит нечто непостижимое и страшное. Целые деревни находят истребленными, словно после самого кропопролитного сражения. Вырезают всех, никого не щадя, никого не оставляя в живых. В иных случаях резня сопровождается еще и пожарами. И что всего страннее и чудовищней – по виду останков можно заключить, что жители сами уничтожают друг друга, уничтожают с необъяснимой свирепостью и безудержной озлобленностью. Откуда берется эта злоба, почему в том или другом ничем не примечательном селении вспыхивает ни с того ни с сего усобица, так разгадать и не удалось. Бедствие мало-помалу разрасталось, предсказать его дальнейший ход не представлялось возможным; нетрудно, впрочем, вообразить, какие грозят последствия, если напасть придет в города. Король был близок к отчаянию, и тут кто-то из немногих посвященных в дело сановников припомнил давние смутные слухи о том, что будто бы в соседнем княжестве творилось нечто подобное. Слухи впоследствии заглохли, а значит, было найдено средство справиться с бедой. И вот его величество Этториэль спешно отправляет к соседям посольство в лице сьера Гаэтано – узнать, в чем причина бедствия и как его можно одолеть. Больше всего это походило на внезапную эпидемию безумия, исходящую из нескольких разрозненных центров. Быть может, существует какое-то снадобье, чудесное лекарство – хоть что-нибудь, лишь бы остановить этот ужас.
Так рассуждал его величество. Сьер Гаэтано, между тем, смотрел на вещи несколько иначе. Неведомые эпидемии, по его глубокому убеждению, не возникают так просто, сами по себе. Да и слыхал ли кто когда, чтобы безумие передавалось от одного человека к другому, точно зараза? Да нет, скорее угадывается здесь чья-то злая воля. Не из соседнего ли княжества и пришла таинственная хворь? Куда как удобно – ослабить сильного соседа, дождаться, пока население сопредельного государства уполовинит само себя, а там и двинуть войска… Каким образом этого можно добиться, сьер Гаэтано не мог даже предположить, но это уж вопрос другой. Кто знает, возможно, старые бредни о колдунах и недобрых чарах – не такие и бредни, как нынче принято считать. Так или иначе, но отправлять посольство и открыто просить о помощи, на взгляд сьера Гаэтано, было бы непозволительной наивностью, а потому он отправился в путь один, без свиты, без регалий и верительных грамот, как бы по собственному незначительному делу, с тем, чтобы разведать на месте намерения князя Кнарла и по возможности определить, в какой мере его светлость причастен к поветрию буйного помешательства среди безобидных поселян.
Предлог же для поездки, поразмыслив, решил он избрать самый нелепый и неправдоподобный; именно таким-то и верят легче всего. Дескать, любимый сын и наследник увлекся некоей девицей, чье происхождение представляется не совсем безупречным, и встревоженный родитель желает собрать по возможности более точные сведения о прошлом ее рода, а где и отыскать их вернее всего, как не во Вьемонте, не зря же славится на весь просвещенный мир собрание документов, старых книг и рукописей, накопленное несколькими поколениями светлейших князей, дедами и прадедами нынешнего правителя. В действительности к наследнику сьера Гаэтано пора сердечного томленья придет по меньшей мере лет через пять, но кому это известно?
До столицы княжества Вьемонтского сьер Гаэтано добрался без происшествий и без сколько-нибудь значительных трудностей. Досаждало только, что в придорожных трактирах, по местному обычаю, нельзя было получить для питья ничего, кроме пива, которого сьер Гаэтано на дух не переносил. В столице, впрочем, можно было найти и вино – по непомерным ценам.
Как родовитый иностранец, к тому же возобновив кое-какие старые знакомства, сьер Гаэтано вскорости после приезда был принят при дворе и снисходительно обласкан князем Кнарлом. Несколько дней прошли в бесцельной с виду суете, визитах, встречах, ни к чему не обязывающих разговорах… Встречи и разговоры дали много пищи для ума, оставив, однако же, после себя недоумение. Чем больше приглядывался и прислушивался сьер Гаэтано, тем основательнее убеждался, что молодой князь едва ли мог скрываться за неестественными происшествиями в забытых всеми богами уголках соседнего государства. Да что там едва – никак не мог этот смазливый бездельник приводить в движение тайные пружины, строить козни, подводить мины и контрмины. В красивой и на редкость безмозглой голове светлейшего князя не вмещалось ничего, кроме охоты, выездки, беспробудного пьянства да лихо сменяющих друг друга фавориток. При первой же встрече составив мнение о его светлости, сьер Гаэтано с присущей ему дотошностью продолжал еще какое-то время наблюдать за вьемонтским владыкой, но никаких сведений, опровергающих первое впечатление, так и не усмотрел. Тогда он перенес свое внимание на окружающих князя вельмож, но и здесь пришлось разочароваться. Сановные господа Вьемонта не интересовались решительно ничем помимо того, как бы половчее урвать кусок пирога, пока его светлость не изволил одуматься и заняться проверкой собственных карманов.
Придя к столь утешительным и в то же время озадачивающим выводам, сьер Гаэтано начал было подумывать, уж не прав ли был его величество при всей своей простоте и доверчивой наивности – признаться по чести, так уже не раз бывало и раньше. Быть может, в самом Вьемонте давным-давно творилось нечто подобное, а в таком случае есть надежда выведать способ, как это безумие остановить. Увы, и здесь оказался тупик! Осторожные попытки разузнать хоть что-нибудь о давних бедствиях в здешнем краю не дали ровным счетом ничего. Был бы жив старый князь Озвиг, с досадой думал сьер Гаэтано, от него, глядишь, и можно бы добиться толку. Иное дело – князь Кнарл; этот позавчерашнего дня не вспомнит, не то что невесть какие прошедшие времена. Также и у приближенных ко двору особ туманные намеки да околичности не пробудили никаких воспоминаний, а расспрашивать прямо сьер Гаэтано не решался.
Пора было, между тем, начать оправдывать придуманную наспех легенду – навестить княжескую библиотеку. Оно пришлось и кстати; пиры, охотничьи экспедиции и прочие бесхитростные развлечения вьемонтского двора ему уже порядком обрыдли, не говоря о пагубном сих увеселений воздействии на печень. Вечером на пиру он заговорил об этом с князем, объяснил, что душевно – а главное, искренне – печалясь о необходимости пропустить завтрашнюю охоту, вынужден все же смиренно просить позволения посвятить этот день изысканиям среди книг и манускриптов княжеского хранилища.
- Монзир Гаэтано! – вскричал его светлость, единым духом осушил кубок, который в ту минуту случился у него под рукой, и в знак высочайшей милости от души огрел симпатичного, хотя довольно нудного гостя по спине. – Ни в чем себе не отказывайте, коли охота в погожий денек просиживать взаперти, среди заплесневелой писанины, провались она совсем!
Следующее утро сьер Гаэтано провел необыкновенно приятно. Как следует выспался, не спеша позавтракал, наслаждаясь тишиной и уединением, затем пошел бродить по живописным улочкам прекрасного старого города – наконец-то выпала возможность налюбоваться всласть! День, как и предсказывал молодой князь, стоял отменный, небо сияло, солнце улыбалось, легкие облачка, казалось, вот-вот затеют играть в чехарду или догонялки. И вправду, меньше всего хотелось замкнуться до вечера в душном полутемном хранилище в обществе бледного и чахлого вьюноши (или старца) - библиотекаря, но нарушать правила игры, самим же собой придуманные, было ни в коем случае нельзя, а кроме того, кто знает – вдруг среди рукописей встретится что-нибудь полезное?
Ободрившись этой мыслью, сьер Гаэтано с новой решимостью зашагал вверх по склону холма – город был расположен на довольно крутом холме, господствуя над окружающей местностью. Для книжного хранилища кто-то из предков нынешнего князя отвел часть старого замка – приземистую широкую башню у самой крепостной стены. В другой башне, чуть повыше и квадратной, располагалась тюрьма, прочие постройки обветшали и частично были разобраны на строительный камень для нового дворца, поражавшего своей пышностью и неимоверным уродством.
В хранилище все было в точности так, как бывает обыкновенно в подобного рода хранилищах – пахло затхлостью, лежалой кожей, пылью и мышами, застоявшуюся полутьму не мог разогнать солнечный свет, процеженный через узкие оконца с частыми переплетами и мелкими неровными зеленовато-мутными стеклами. Пока сьер Гаэтано осматривался, недовольно искривив губы, стукнула дверка в дальнем углу и показался библиотекарь. Сьер Гаэтано поперхнулся на вдохе, судорожно расширив глаза при виде подступающей фигуры. Хранитель вьемонтского книжного собрания оказался совершенно непохож на малокровного хилого человечка, какого чаще всего можно увидеть в этой должности. Был он огромен, могучие плечищи распирали куртку добротного сукна, под тяжелыми шагами прогибался дубовый пол, кулаки размером с хорошую тыкву вызывали невольную дрожь, а маленькие пронзительно-голубые глазки смотрели цепко, бесстрашно и неприветливо.
- Чем могу служить, монзир…? – произнес он обязательную формулу, ни голосом, ни лицом не выражая сколько-нибудь заметного желания услужить посетителю.
- Гаэтано… - «любезнейший», хотел прибавить тот, но взглянул еще раз в неподвижные черты и быстро поправился, - друг мой.
Ну и чудище, что такому делать среди пергаментов да чернильниц?
- Светлейшему князю угодно было разрешить мне провести кое-какие изыскания в его библиотеке, э-э… как ваше имя, мой друг?
- Грундольфом прозывают, - отвечал библиотекарь. – Какие книги прикажете?
- Не утруждайте себя, милейший Грондольфо, - как мог небрежнее проронил сьер Гаэтано. – Я, видите ли, и сам не знаю, где могут встретиться нужные мне сведения. Буду действовать наудачу, с вашего позволения.
- Так что ж, удача у каждого своя, - туманно отозвался огромный Грундольф и тут же двинулся прочь, словно больше и говорить было не о чем.
- Позвольте, бесценный Грондольфо, - окликнул сьер Гаэтано.
Библиотекарь остановился, не спеша обернулся через плечо, посмотрел вопросительно.
- Гм… давно ли вы, э-э… при книгах?
- Десять лет будет на летнее солнцестояние, - серьезно ответил Грундольф.
- А раньше того на каком проприще подвизались?
- Состоял в гвардии его светлости, - был короткий ответ.
Следовало ожидать; оттуда и выправка.
- Его светлости Озвига? – спросил сьер Гаэтано, чтобы выиграть время.
- Знамо дело, - отвечал библиотекарь флегматично.
- Однако вы, мой друг, в прекрасной форме. Десять лет за столом, среди книг…
- Упражняюсь помаленьку, - буркнул Грундольф, чуть заметно сдвигая брови.
- Упражнения – дело хорошее, - одобрительно молвил сьер Гаэтано. – Не с тою ли скромной дубинкой совершаете экзерциции?
Движением подбородка он указал на окованную железом палицу, что стояла, прислоненная, в углу и почти не была видна за книжными полками.
Необычный библиотекарь еще более помрачнел.
- Да, - отрезал он и с такой бесповоротностью зашагал к двери, что стало совершенно ясно – продолжения не последует.
Оставшись один, сьер Гаэтано прошелся вдоль полок, вытащил не глядя и перенес на стол несколько фолиантов, прибавил к ним три-четыре пожелтевших свитка, уселся и в глубокой задумчивости принялся перелистывать первый попавшийся том.
Время шло не торопясь, светлые квадраты на пыльных досках пола постепенно передвинулись от книжного шкафа к столу, а потом к входной двери. Библиотекарь не показывался, не предлагал гостю подкрепиться, но сьеру Гаэтано случалось и по нескольку дней обходиться без еды. Увлекшись работой, он методично просматривал книги и рукописи. Между прочим, нашел массу интереснейших записей и постарался запомнить, сколько было возможно. Как знать, может, и пригодится для блага королевства… Пожалуй, напрасно молодой князь так легко кого ни попадя допускает в хранилище! Но о том, что было всего нужнее, в книгах не нашлось ни слова.
За окном еще не настал вечер, а в библиотеке дневная полутьма уже начала переходить в полноценный мрак. Из мрака возник угрюмый Грундольф, поставил на стол зажженную свечу и немедленно снова исчез, только скрипнуло из темноты. Сьеру Гаэтано страшно хотелось вернуть его, продолжить расспросы, но он скрепился и промолчал.
Просмотрев, уже очень бегло, еще парочку книг, он откинулся на спинку стула, потянулся, расправляя занемевшие руки и спину. Пора было уходить, но что-то подсказывало, что уходить нельзя. Сьер Гаэтано не любил нераскрытых тайн. Невиданный библиотекарь тревожил его душу. Возможно, тайна почтенного Грондольфо не имеет отношения к заботам сьера Гаэтано. А если все же? Кем был он в гвардии покойного князя? Простым гвардейцем? Или чином повыше? Сьер Гаэтано часто называл себя простым воякой, но это не мешало королю Этториэлю удостаивать его своим доверием. Насколько был в свое время Грондольф приближен к князю Озвигу? Если и правда во Вьемонте творилось нечто неладное лет пятнадцать тому назад, Грондольф очень мог быть об этом осведомлен. Отвечать на вопросы он не расположен, стало быть, и спрашивать смысла нет. Остается одно – проследить за библиотекарем. Однако человек он, по всему видать, серьезный и обстоятельный и прежде чем приступать к своим темным делишкам, наверняка озаботится проводить любознательного иностранца до дверей и двери эти за ним закрыть на хороший засов.
Сьер Гаэтано желчно усмехнулся, вспомнив старинное присловье: «Гони любовь в дверь, она пролезет в окошко». Вот уж меньше всего он похож на пылкого влюбленного! Однако лезть придется. Сьер Гаэтано встал, потянулся, прошелся по комнате, как бы разминая ноги – на случай, если подозрительный библиотекарь наблюдает за ним. Выйдя из освещенного свечою круга, он остановился возле окна, провел рукой по раме, изученной за день до мельчайших подробностей, бесшумно отодвинул задвижки – нижнюю, верхнюю, качнулся на носках, поскрипывая досками пола, вернулся к столу, взял свечу, прошел к дальней дверце и с бесхитростностью ребенка отворил ее. Как он и думал, библиотекарь был настороже и тут же загородил дорогу, но сьер Гаэтано успел все же бросить беглый взгляд и убедился, что за дверкой не скрывалось ничего примечательного – просто каморка хранителя, обставленная по-военному неприхотливо и настолько тесная, что свеча озарила ее сразу всю. Другого выхода в каморке не имелось.
- А я вас ищу, досточимый Грондольфо, - с тем же простодушием во взоре объявил сьер Гаэтано. – Не хотелось уходить, не поблагодарив вас за помощь и радушный прием.
- Нашли, что искали? – с неподвижным лицом осведомился библиотекарь.
- Не совсем, не совсем, - задумчиво ответил сьер Гаэтано. – Впрочем, день прошел с пользой, и я вам премного обязан. Позвольте пожелать вам всяческого благополучия!
С тем он и покинул прославленную библиотеку вьемонтских князей. На пороге задержался, поправляя плащ – и услышал, как за дверью лег на место засов. Хмуро улыбнувшись такому подтверждению своих догадок, сьер Гаэтано бодрой, чуточку деревянной походкой двинулся к ближайшей площади, где еще утром присмотрел приличную с виду таверну. Там он подкрепил силы бокалом вина, затем отправился снова бродить по улицам, и только когда ночь окончательно утвердилась на завоеванных позициях и звезды зажгли в небесах сигнальные огни, вернулся к библиотечной башне.
Окна в башне, как полагается, проделаны были высоко над землей, но стена, сложенная из дикого камня, не казалась особенно трудной для подъема. Сьер Гаэтано отсчитал от угла нужное число шагов, бросил на землю плащ, поправил меч на боку и тяжело вздохнул. Несколько лет он старался не вспоминать ту ночную вылазку во время последней военной кампании, когда пришлось взобраться по отвесной скале в расположение противника, захватившего Воющий перевал. Разведка прошла удачно, только вот на обратном пути, спускаясь в кромешной темноте, он сорвался, переломал обе ноги, и ведь даже заорать от боли не мог позволить себе – слишком близко находился враг. На четвереньках пришел в лагерь к своим, произведя небольшую сенсацию, зато собранные им сведения очень пригодились Этториэлю, и уже на следующий день перевал был отбит, противника теснили все сильнее, в скором времени начались переговоры и был заключен мир, на весьма выгодных для Этториэля условиях. Переломы у сьера Гаэтано понемногу зажили, хотя и не без последствий - прежняя свобода движений к нему так и не вернулась. С тех самых пор он с неприязнью относился к горам, обрывам и вообще не любил высоты. Конечно, стена, что перед ним сейчас, не чета той, почти идеально гладкой скале, но ведь и сам он уже не тот, молодой и резвый… Сьер Гаэтано вздохнул опять и полез к окну, которое днем позаботился отпереть.
Теперь уж он не тот… Ноги слушаются с трудом. Хорошо хоть, сапоги из мягкой кожи позволяют легко нащупывать неровности в стене. И еще хорошо, что темно – даже если случайно посмотришь вниз, не увидишь, как далеко до земли… к тому же мощеной неровными булыжниками.
Створки окна сперва подавались туго, но в конце концов открылись почти беззвучно. Сьер Гаэтано перевалился через подоконник и замер, скорчившись, прислушиваясь к тихим вкрадчивым поскрипываниям, потрескиваниям, похрустываниям ночной книжной тишины. Судя по всему, его поздний визит остался незамеченным. Вот и славно. Сьер Гаэтано медленно распрямился, – суставы затрещали чуть ли не громче рассохшихся шкафов, - притворил окошко и ощупью двинулся вдоль полок. Проверил входную дверь – заперта, но ключа в скважине нет. Пошарил в углу, где днем стояла дубинка – пусто. Любопытно, не правда ли? Возможно, конечно, библиотекарь просто отправился подышать воздухом после долгого дня в духоте хранилища, а палицу прихватил для защиты от уличных грабителей, но что-то не слишком похоже это на правду. Да грабители от такого сами разбегутся, не разбирая дороги! Или он, отдыхая от трудов, занялся физическими упражнениями? В таком случае должен бы скоро вернуться, не станет же он до зари махать дубиной. Ну что ж, в противоположном углу превосходно можно затаиться. Сьер Гаэтано проверил, хорошо ли ходит меч в ножнах, передвинул на поясе кинжал, чтобы был под рукой , и приготовился ждать.
Время шло, глаза сьера Гаэтано понемногу привыкали к темноте, потом окно чуть заметно посветлело – из-за башни выглянула луна. Стали видны корешки книг на полках, стопки манускриптов с обтрепанными краями, наваленные грудами свитки. Вдруг потянуло странным каким-то запахом, не то заброшенного погреба, не то болотной тины… Сьер Гаэтано беспокойно огляделся, но все было тихо и неподвижно, как прежде. Протопала по булыжнику за окном ночная стража, тяжелые шаги затихли вдали. Луна поднялась выше, сьер Гаэтано опустил взгляд, следуя за лунным лучом, и увидел, как из-за книжного шкафа, за которым он стоял, ползут, извиваясь, по полу, струйки дыма или темного тумана – потому что дымом не пахло, пахло ночным овражным туманом. Сьер Гаэтано задержал дыхание, стискивая рукоять меча.
Туманные завитки расползались, густели, начали загибаться кверху, заклубились, вздымаясь к потолку, на глазах делаясь плотнее, вещественнее… обретая форму… Сьер Гаэтано невольно сморгнул. Просторное хранилище показалось вдруг маленьким и тесным, заполнившись огромными, ни на что не похожими созданиями. Громадина, отдаленно похожая на медведя, но с физиономией бульдога и клыками саблезубого тигра; рядом мордатый пузан с блудливыми глазками, лысый, голый и лоснящийся; дальше еще один зверообразный с длинным чешуйчатым рылом поднялся на дыбы, размахивая когтистыми передними лапами; из-за него с тошнотворными хлюпающими звуками лезла какая-то бесформенная глыба; тех, что шевелились сзади, невозможно было толком рассмотреть.
- Что за… - прошептал остолбеневший сьер Гаэтано.
Хлопнула дверца, комнату рассек надвое свет масляной лампы в закутке библиотекаря, озарил на миг фантасмагорическую компанию и сразу же снова померк – его заслонила мощная фигура. Блеснула, поднимаясь, окованная железом дубина и с маху обрушилась на чью-то рогатую, в клочьях редкой шерсти башку. Раздался треск, объемистая туша рухнула, сминая топчущихся рядом монстров. Значит, эти существа уязвимы? Сьер Гаэтано приподнялся на цыпочки, стараясь разглядеть, что происходит в дальнем конце книжного хранилища. Похоже, там завязался серьезный бой. Библиотекарь, показавшийся при первой встрече сьеру Гаэтано увальнем, двигался на удивление ловко и стремительно, а страшной своей палицей орудовал – залюбоваться, да и только. Но любоваться, пожалуй, было несколько недосуг. Чудищ скопилось очень уж много на одного библиотекаря, а если представить, что они вынесут входную дверь и разбредутся по городу… Сьер Гаэтано воли воображению давать не стал, просто вытащил меч, шагнул из-за шкафа и врубился в гущу противника.
Биться в тесноте всегда непросто, а когда еще враги на добрых три головы выше тебя ростом – прямо-таки затруднительно. Одна радость – были они неповоротливы и притом в самом деле уязвимы. Уже в боку у пузана сочилась темной вонючей жижей рваная рана, клыкастый волочил рассеченную наискось переднюю лапу и мотал головой - тягучая кровь из раны на лбу заливала глаза. С чешуи длиннорылого меч соскальзывал не хуже чем с самой прочной кольчуги, и нужно было уворачиваться от бешено хлещущего тяжеленного хвоста, но сьер Гаэтано догадался ткнуть острием в брюхо, где чешуя была помельче, до середины погрузив клинок в тело врага. Чешуйчатый заревел, разевая узкую зубастую пасть, покачнулся, но не упал и умирать, как видно, не собирался. Хуже всего было с бесформенным хлюпающим чудовищем. Хотя у него не заметно было ни глаз, ни рта, отчего-то сьер Гаэтано был твердо уверен, что этот урод слопает его за милую душу, если только доберется, а потому вился ужом, то отступая, то подступая к колеблющейся, перетекающей массе, несколько раз достал ее мечом, но, сколько можно было судить, не причинил леденящей кровь размазне ни малейшего вреда. Вислощекий клыкач обзавелся еще одной раной в плече и начал понемногу пятиться. Пузан, испуганно бегая заплывшими глазками, тоже мало-помалу отступал, чешуйчатый, после удачного удара сьера Гаэтано лишившись правой передней лапы, растерянно ворочал головой, не трогаясь с места, зато бесформенный пер вперед все наглее, нависал над рыцарем, норовил подмять под себя. Сьер Гаэтано снова отскочил, почувствовал спиной жесткое ребро книжной полки, выставил перед собой меч, понимая, что толку от него теперь никакого, и тут невесть откуда взявшаяся палица с чмоканьем влепилась бесформенному в макушку – то есть, если вершину оплывшей непонятной кучи можно назвать макушкой. Куча, крякнув, осела, поплыла во все стороны сразу, затряслась и медленно-медленно, словно бы нехотя поволоклась в сторону, к тому самому шкафу, за которым сьер Гаэтано прятался в начале ночи.
Теперь только сьер Гаэтано снова начал различать окружающее. В комнате как будто стало опять просторнее, по полу стелился черный дымный туман,чудища почти все куда-то подевались, а с оставшимися творилось что-то странное. Они понемногу делались полупрозрачными, просвечивали в лунных лучах и вдруг распались хлопьями грязного дыма. Дым тек по полу, собирался в ручейки, ручейки подбирались к шкафу, вползали вверх по дверцам и втягивались в щель между створками. Вот последнее охвостье, вильнув, исчезло в шкафу. Где-то вдали – должно быть, на окраине города – закричал петух.
Грундольф со стуком поставил дубину на пол, прислонил к столу. Посмотрел на сьера Гаэтано, дико вперившего взор в книжный шкаф, и вдруг усмехнулся – сперва глазами, а потом и краешком рта.
- Славно деретесь, монзир рыцарь, - промолвил он степенно. – Не хлебнете ли со мною пивка?
- Душевно благодарен, - отозвался, переводя дух, сьер Гаэтано и огляделся – чем бы обтереть меч. – Пивка хлебнуть будет сейчас как нельзя более кстати.
- Пожалуйте в мои хоромы, монзир, - библиотекарь гостеприимно повел рукой в сторону своей каморки. – Там и кувшинчик, и ветошки припасены.
Сьер Гаэтано невольно покосился на шкаф.
- А эти… не полезут опять?
- Нынче уже не полезут, - тоном знатока уверил его Грундольф.
- А, ну и прекрасно.
Сьер Гаэтано последовал за хранителем здешних тайн. В каморке, при свете лампы, показалось ему необыкновенно уютно. Тряпицей, которую дал ему Грундольф, он очистил меч от темной крови и какой-то студенистой жижи и вбросил в ножны. Библиотекарь тоже старательно обтер свою палицу, аккуратно пристроил ее в угол и тогда только выставил на стол обещанный кувшин.
- Кружка всего одна у меня, извиняйте. – Он поставил перед гостем тяжелую оловянную кружку с шипящей шапкой пены. – Я уж так как-нибудь, из горлышка.
Сьер Гаэтано поднес кружку к губам и не отрывался, пока не осушил всю до дна.
- В жизни не пробовал ничего вкуснее, - сказал он с чувством и притом нимало не лукавил.
Могучий библиотекарь отозвался утвердительным урчанием, в свою очередь присосавшись к кувшину. Поболтав затем кувшин и убедившись, что там еще что-то плещется, заботливо отставил его в сторонку и откинулся на спинку стула с видом человека, совершенно довольного жизнью.
- Я вас не поблагодарил за помощь, монзир рыцарь, - заметил он, глядя на сьера Гаэтано спокойными маленькими глазками. – Удачно, что вы как раз к нам завернули.
Сьер Гаэтано слегка смутился. Потом решил, что лучше идти напролом.
- Я забрался в окно, - объяснил он, чувствуя себя последним остолопом. – Библиотека ваша показалась мне подозрительной, сам не знаю отчего. Рад, что смог быть полезен. Нельзя ли узнать, кто были эти… эти…
- А, - библиотекарь с досадой махнул рукой. – Старые боги, чтоб им ни дна, ни покрышки.
- Старые… боги? – изумился сьер Гаэтано.
- Ну, - кивнул Грундольф.
- Какие старые боги?
- Те самые, какие. Которым раньше поклонялись, ну.
- Так ведь… когда это было? В них давно никто не верит.
- Не верит? – с мрачной усмешкой переспросил Грундольф. – Первое дело, что верят еще. Помнят еще, кой-где. А второе дело – не так все просто с этими старыми богами, монзир рыцарь. Им ведь, как-никак, жертвы приносили. Людей, стало быть, того… в жертву. Разбухли они от крови. Тесно им там, в забвении. Рвутся обратно, к нам.
Сьер Гаэтано схватился за кружку, но она была пуста. Грундольф сочувственно пододвинул кувшин, хотел налить – сьер Гаэтано, не дожидаясь, выхватил кувшин у него из рук и припал, как к животворному источнику. Перевел дух, утер губы.
- А почему из шкафа? – спросил севшим голосом.
- Так они в книгах живут, - безмятежно объяснил библиотекарь. – В тех, где про них написано. А как полночь настанет, так они и лезут.
- А вы, получается…
- К ним приставлен, - подтвердил Грундольф. – Прежний князь еще меня сюда определил, его светлость Озвиг. Он, знаете, соображал, что к чему. Новый-то… - Грундольф снова махнул рукой.
- Да, - согласился сьер Гаэтано. – А скажите, друг мой Грондольфо… что будет, если они когда-нибудь вырвутся на волю?
- Плохо будет, - буркнул Грундольф и надолго замолчал.
Сьер Гаэтано терпеливо ждал. Наконец библиотекарь с неохотой продолжил:
- Где они появляются, на людей вроде затмение находит. Соседи, друзья, родичи даже – все друг другу в глотку вцепиться норовят. Убивают друг друга, а сами не знают, для чего. А эти поблизости околачиваются, кормятся на крови.
Сьер Гаэтано мгновенно сделал стойку, точно охотничья собака.
- Люди убивают друг друга? Целыми деревнями, так?
- Угу. – Голубенькие глазки посмотрели на рыцаря с интересом. – И у вас, видать, случается?
- Случается, - вздохнул сьер Гаэтано. – В нашей стране тоже верили раньше… всяким разным богам. Послушайте, но ведь это ж… каждую ночь вот такое? Не лучше ли было бы сжечь эти книги, от беды?
- Да вы в уме ли? – встрепенулся библиотекарь. – Сами хоть разумеете, о чем говорите? Они же в книгах заперты! Ежели книги спалить, их тогда ничем не удержишь!
- Вот как? – задумчиво проговорил сьер Гаэтано.
- Ну. Мы ж с его светлостью Озвигом так их и отловили. Они, когда появляться начали, так все по тем местам, где хоть какая их частичка осталась. Ну, капища там заброшенные, то да се. Так Озвигу один маг присоветовал – собери, мол, твоя светлость, ученых людей, пусть запишут все про этих богов, да чтобы всю правду. Чем вернее напишут, тем прочнее их это свяжет и в книгах замкнет.
- И написали? – спросил сьер Гаэтано, поскольку Грундольф опять умолк.
- Написали, только, видно, не всё, - вздохнул библиотекарь, поведя могучим плечом. – Оттого им в книгах и не сидится, все ловчат, как бы наружу пробуровиться. Да уж тут я их встречаю.
- Но ведь вы, друг Грондольфо, не… - рыцарь замялся, не зная, как бы поделикатнее выразить свою мысль.
- Не вечен? – хмыкнул тот. – Это не страшно. Есть тут один, знатного звания… увечный он, горбатенький, зато умище – как стальной капкан. Собирает, что известно про старинные дела, и все записывает. Как книгу закончит, сюда же ее поставим, в шкаф. Тогда притихнут, я думаю.
Одинокий всадник выехал из города, когда солнце только-только показалось над зубцами старинной крепостной стены, осветив две угрюмые башни – тюрьму и библиотеку. Сьер Гаэтано торопил коня, прикидывая в уме, кому из грамотных людей поручить составление книги. Нет, лучше нескольких книг. Одной, пожалуй, маловато будет. Библиотекарь сказал – чем подробней и правдивей напишут, тем прочнее это свяжет голодных старых богов.
Ну вот, Эквадор закончился. Из трех победителей мне больше всего нравится третий - рассказ "Дюжина".
Один из рассказов, которые мне вообще понравились больше всего, снят с конкурса собственным автором.
Мой рассказ большинство рецензентов сочли слишком прямолинейным, но нескольким людям он доставил удовольствие - уже хорошо!
Итак, выполняю обещание, если кому интересно - читайте и ругайте.
"Поездка по частному делу"
Один из рассказов, которые мне вообще понравились больше всего, снят с конкурса собственным автором.
Мой рассказ большинство рецензентов сочли слишком прямолинейным, но нескольким людям он доставил удовольствие - уже хорошо!
Итак, выполняю обещание, если кому интересно - читайте и ругайте.
"Поездка по частному делу"