Если кому охота почитать со скуки (сочинилось, пока болела)
Поймать случай
Ночь очень темная, а уличные фонари с неустанным надоедливым скрипом раскачиваются на ветру, выкусывая из мрака то огрызок стены с мохнатой занавеской плюща, то половину растрепанной ивы, то каменную кладку колодца. Тени прохожих мгновенно вырастают до крыш и тут же схлопываются в чернильную лужицу у ног. Ветер приносит запахи водорослей, соснового леса и остывающего песка. Тучи катятся по небу, почти не оставляя просветов, где могли хотя бы мигнуть звезды. От этого так и темно, на самом-то деле еще не поздно, еще не закрылись многие мастерские, а по тавернам только начинается веселье. На улицах полно горожан. Расплясавшиеся фонари хватают и перебрасывают друг другу их тени, и только одна тень скользит в этом танце сама по себе, включается ненадолго в общую игру и тут же снова ныряет в глубокую тьму под стенами домов.
Человек в черном, легкий, точно летящий по ветру лист, только лист этот не слушается ветра, он не подчиняется никому и собственной волей чертит по ночному городу замысловатый путь. Играет в прятки с огнями, незаметный среди беспокойных теней, то и дело задерживается вблизи освещенных мест, и ветер швыряет ему в уши обрывки вечерних разговоров.
Маленький кабачок в тупичке выплескивает через распахнутые двери теплый золотистый свет, въедливый запах подгорелого жира и громкие голоса.
- Все не верится, что война и впрямь закончилась.
- Принц подписал мирный договор. Возвращается с войском.
- Говорят, они уже в Старой Ельне. Через пять дней, не больше, будут здесь.
- Какой тебе «в Старой Ельне», когда их уже видели на переправе у Гремучего. На три дня осталось дороги.
- У Гремучего? Кто это их видел у Гремучего? Нет, ты сообрази башкой – договор подписали два дня тому. Где ж бы они успели от границы дойти до Гремучего?
- А я слыхал, подписывали не на границе, а подале. Принц Маас продвинуться успел аж до Черного Рога.
- Ну так и я о чем!
- А любопытно посмотреть, с какой рожей наш-то принца встречать будет…
Неопределенный взгляд куда-то вверх, мгновенная неловкая пауза. И решительный – а, да что там! – голос:
- Это точно. Наследничек… Вот так всегда – пока одни с врагами сражаются, другие тишком да молчком короны загребают.
Другой кабачок, побольше и пошумнее, на людном месте. Несколько кряжистых силуэтов у коновязи, с пенными кружками в руках. Потягивают пивко, отдыхая от душной толчеи внутри, и заодно разбирают стати задумчиво жующих лошадок.
- Вон за ту, чалую, двенадцати фьоринов не пожалел бы. Эх, обоз мой запаздывает что-то. С утра нынче ждал, так нет.
- За чалую? Не стоит того. С шерстью обоз-то?
- С шерстью. Сердце, понимаешь, не на месте. Так-то на дорогу четыре дня за глаза и за уши, да в Предгорье, сам знаешь, сосед, неспокойно. В объезд отправил. А чем тебе чалая не глянулась? Ноги, ноги смотри какие – чисто на пружинках.
- То-то и оно, что на пружинках, а выносливости нет. Выплясывает, что твоя блоха. Баловство одно. Несерьезная животина. А с Предгорьем беда, тут правда твоя. Что и говорить, хорош величество у нас… С одним бароном третий год справиться не может. А вот за того, гнедого, я бы отвалил… фьоринов десять бы отсыпал.
- И что тебе в том гнедом? Битюг и битюг. Он у тебя заснет на ходу. Ты на чалую мою посмотри: у ней в глазах черти так и прыгают. Третий год околь Предгорья кругаля даем, это ты верно сказал, сосед. Так ведь что ж тут поделаешь, хворал его величество, король-отец, спокойного ему плавания на том свете. Не до мятежников ему, значит, было. А новый – что ж, он ведь недавно совсем…
- Угу, угу. Ты еще мне тут вспомни, соседушка, что глашатаи давеча на площади выкликали. Может, ты и вправду веришь, что мятеж подавлен? Тогда и за обоз твой можно не тревожиться!
- Ну, веришь – не веришь, а сердце все ж таки не на месте… Эй, мальчишка, тащи-ка нам еще по кружечке!
У лавки оружейника совсем оживленно.
- Эй, Йохель, никак, шпагу себе заказывать собрался, самоцветными каменьями изукрашенную?
- Отвяжись. Дубинку в оковку отдавал. Завтра, чем свет, кожами закупаться поеду. Мастер велел.
- Что, пошаливают еще у Гиблого леса?
- Да как… Последнее время вроде не слыхать. А остеречься все ж таки не мешает.
- Ясное дело, не мешает. Как говорится, на короля надейся, но и сам почешись. А на нашего Эркье надеяться…
- Слушай, ну что он за король? В военном походе ни разу не был, как войсками командовать – все младший, Маас. На охоту даже и при короле-батюшке не езживал. Что он там делает целыми днями во дворце? Книги, говорят, читает, страницами знай себе шуршит.
- Да, говорят, и не только книги. – Быстрый взгляд вправо-влево, на дожидающихся своей очереди заказчиков и в темноту за дверями с танцующим кругом света от фонаря. – Говорят, учителя к нему разные ходят. Учат неведомо чему.
- Это чему это… учат?
- А вот ты и сообрази.
- Да ты что! Никак, этому… чернокнижеству? Правда, что ль?
- Я ничего не говорил. А только чему бы еще?
- Ай да король Эркье… Да за что ж на нас такие напасти? Эх, за его высочество Мааса душа болит – воротится с войны, а тут вон чего…
В затышке на набережной толпится народ у коптильни. Ночной аромат душистого табака мешается с горячим запахом коптящейся рыбы.
- Куда катится страна? – тоскует в ожидании своей порции пузатый колобок в бесформенном колпаке. – Этот чурбан Эркье погубит все королевство! Мало ему нового договора с гномами, он еще, слыхали, с кобольдами соглашение заключил. Распродает страну нелюдям ни за ломаный грош!
- А до нас, простых людей, ему и дела нет, - солидарно горюет другой любитель копчушек, худой и сушеный, с глубоко врезанными складками на щеках. – А вот приедет его высочество принц Маас да как спросит: куда девал отцовское наследство, отвечай! А ответить-то и нечего.
- Нечего, - истово печалится колобок. – Нечего ответить. Да не может его никто заставить отвечать, вот ведь в чем вся штука. И такому вот наш храбрый Маас должен в подчинение идти! А какой был бы король, кабы только не младшим, а старшим уродился. Уж это был бы король! Нет в мире справедливости.
Ветер подхватывает узкий черный лист, прижимает на мгновение к изгороди в непроглядной тени старого каштана, швыряет в проем каменной арки и, переждав пару вдохов, забрасывает в пустой и полутемный трактир, застрявший среди невнятицы перепутанных закоулков, над входом в который выпрыгивает на свет и снова отскакивает в темноту нарисованный колпак с бубенчиками.
В крохотном помещении ни души, если не считать трактирщика за стойкой. Бывший уличный шут, владелец «Дурацкого колпака» – самый мрачный человек на свете. Тихо так, что слышно, как поскрипывает за дверью вывеска и капает в кружку пиво из неплотно закрытого крана. Ночной посетитель здоровается, точно со старым приятелем:
- Хороший вечер, драгоценный мой Фильберт!
Но Фильберт не отвечает на приветствие, только молча поворачивает к вошедшему тяжелый взгляд. Нисколько этим не смутившись, гость взлетает на высокий табурет и спрашивает таким тоном, словно продолжает долгую благодушную беседу:
- Что, виделся с кем-нибудь из них?
Три раза успевает проскрипеть вывеска, три капли одна за другой плюхаются в кружку.
- Виделся, - угрюмо цедит Фильберт.
- Они не передумали? – Быстро, чуть задыхаясь.
Скрип, бульк. Скри-ип… Бульк!
- Не передумали.
- Где, когда?
- Послушай…
Ночной гость перегибается через стойку. Его глаза блестят в тени от полей шляпы, точнее – охотничьей шапочки с пером коротким и острым, как удар ножом из-за угла.
- Где и когда?
- Нет, ты меня послушай, - тяжело, как будто бы нехотя выговаривает слова бывший шут. – Не связывался бы ты с ними. Дело очень уж грязное.
- А вот это, - выдыхает сквозь зубы, нагибаясь к трактирщику еще ближе, ночной посетитель, - а вот это как раз тебя совсем не касается, дорогой-любезный Фильберт. Знаешь ведь, я давно хочу покончить с прежним ремеслом. А что я умею? Немного фехтовать, допустим. Сочинять отвратные стишки, с грехом пополам бренчать на лютне. Всё! А тут случай, какого, может, больше и не представится. Это дело даст мне возможность устроиться с удобством – по крайней мере, на первое время, пока не придумаю, чем заняться дальше. Домик у моря… А еще Кайяна. Не забывай про Кайяну. И хватит пустых разговоров. Где, когда?
- Сегодня, в полночь, - отвечает окончательно помрачневший трактирщик. – В погребке у Заики.
- Неплохо придумано, - одобрительно хмыкает человек в черном. – В полночь у Заики даже демона из преисподней никто в упор не заметит. Какой-нибудь знак?
Фильберт молча кладет ему на ладонь увесистый перстень с плоским черным камнем.
- Как символично, - кривит губы ночной гость. – А вещица-то приметная. Рискуют ребята.
- Ничем они не рискуют, - все так же нехотя бурчит Фильберт. – Если что, отопрутся за милую душу. Как сальто прогнувшись в полтора оборота.
- Пожалуй, что и так. Стало быть, до встречи, бесценный мой Фильберт. Ну, не смотри с такою скорбью…
Дверь распахивается прежде, чем он успевает коснуться ручки, и в трактир вваливается толстый лысый флейтист, размахивая заранее снятой шляпой.
- Приятная встреча! – шумно радуется он. – Куда такая спешка? Еще вся ночь впереди! Посидим, поболтаем! Фильберт, старый зануда, нацеди-ка нам своего призового, да двигай сюда, нечего киснуть в углу!
- Остынь, Тибон, - хмуро отзывается Фильберт. – Не выйдут у нас посиделки. Вот этому, видишь ли, недосуг. Он нынче собрался… сделать то, что собирался.
Толстяк застывает, словно споткнувшись на ровном месте. Растерянно смотрит то на одного, то на другого.
- Так ты это, того… серьезно? – недоверчиво переспрашивает он. – А я думал, ты просто так… языком молол.
- Нет, я не просто так языком молол, - сдержанно закипая, отвечает человек в черном. – И прекратите оба кряхтеть, как старые бабки. Что вы, собственно, расквохтались? Пройдитесь хоть сейчас по улицам да раскройте уши пошире. Наш славный король Эркье – словно кость в горле у всех добрых жителей королевства. И каждый – каждый! – с облегчением вздохнет, если кто-нибудь окажет им такую услугу, избавит от обожаемого монарха. Не я – найдется другой желающий осчастливить страну. Подумайте-ка об этом, мои не в меру щепетильные друзья.
Он исчезает за порогом, и ветер с грохотом захлопывает за ним дверь.
Тихая улочка, где дома окружены садами, сонно шелестящими на ветру. Стремительная тень перемахивает через изгородь, скользит между яблонь к неярко светящемуся окну. Тихий стук в ставень. Окно открывается, и в нем показывается девушка. С первого взгляда бросается в глаза, какая она милая, и только потом замечаешь, что она еще и красавица.
- Ты! – радостно вскрикивает она.
Человек в черном останавливает ее, приложив ладонь к ее губам.
- Я. Тише. Не целуйся через подоконник, дурная примета. Я уже ухожу, Кайяна, только хотел сказать, что ждать осталось недолго. Скоро вся эта ерунда закончится.
Девушка вскрикивает, на этот раз горестно.
- Что ты! Неужели ты правда…
- Т-с-с, тихо. Незачем так волноваться.
- Но ведь это ужасно – то, что ты задумал, - шепчет Кайяна дрожащими губами. – Ужасно…
- Брось, не надо страшных слов. Зато мы с тобой наконец-то будем вместе.
Погребок «Лавр и лира» никто не зовет этим пышным именем. Все называют его просто «У Заики». К полуночи здесь и правда не протолкаться. Публика собирается самая пестрая – поэты и комедианты, молодые аристократы и почтенные бюргеры, сочинители с продранными локтями и жаждущие духовной пищи ростовщики. Чадящие огарки на столах почти не дают света, а шум стоит такой, что собственных мыслей не слышно. Здесь никому ни до кого нет дела, и ровным счетом никого не интересует, что какой-то прощелыга в черном вклинился в компанию добропорядочных господ – судя по всему, купеческого звания – и выложил на стол тяжеловесный перстень с тускло блеснувшим плоским черным камнем.
И сразу стихает разговор вокруг стола, и господа почтенные негоцианты жадно и в то же время брезгливо косятся на незнакомца. Затем начинают переглядываться между собой – кто будет от всех вести переговоры? Наконец, все взгляды останавливаются на одном лице – довольно молодом, но исполненном необыкновенной важности. Ситуация, впрочем, неловкая, и важный господин мнется, не вполне понимая, как себя держать.
- Как я вижу, Фильберт не обманул, - начинает он со снисходительным одобрением.
- Не надо имен, - вполголоса обрывает его человек в черном.
Вокруг стола беззвучная паника. Важный господин, поперхнувшись, торопится согласиться.
- Вы правы, разумеется. Совершенно правы. Не надо имен. Э-э… - Он ищет каких-то весомых, подобающих случаю слов, не находит и ляпает напрямик: - Вы знаете, зачем мы пригласили вас, э-э… любезнейший?
- Догадываюсь, почтеннейшие, - отвечает человек в черном, и по голосу невозможно определить, кривятся ли его губы в тени от низко надвинутой охотничьей шапочки. – Но вы все-таки объясните, чего хотите от меня. Так будет вернее.
Важный молодой господин озирается, но выручать его никто не намерен, и он начинает, запинаясь, постепенно набирая уверенность.
- Суть нашего дела состоит в том, что все мы здесь, э-э… радеем… да, вот именно, радеем о благе нашей исстрадавшейся… да, именно исстрадавшейся, э-э… страны. Сейчас, когда, э-э… страна измучена давней смутой и, э-э… победа на южной границе куплена дорогой ценой… всех нас не может не волновать сознание того, что на престоле пребывает недостойный монарх, чье правление не сулит благих перспектив в грядущем и уже принесло королевству неисчислимые бедствия. Взять хотя бы мятеж в Предгорье…
- Положим, - негромко замечает незнакомец в черном, - барон Предгорья поднял мятеж три года назад, а смена правления произошла…
- Все это верно, верно, - перебивает избранный единодушно, хотя и безмолвно глава коммерсантов, - однако не меняет сути. И хотя нас уверяют, что мятеж якобы подавлен, мы-то с вами понимаем, чего стоят подобные уверения. Вспомним далее бессмысленные людские и финансовые потери, связанные с операцией в Гиблом лесу…
- Людские потери не так уж и велики, - с легкой насмешкой уточняет человек в черном, - а в итоге окрестности Гиблого леса избавлены от разбойников…
- Слухи о которых, уверен, были не более чем выдумками простолюдинов, - с вновь обретенным апломбом возражает купец. – А впрочем, если мы возьмемся все перечислять, то просидим здесь до утра. Непомерно возросшие налоги… Самоубийственные договоры с гномами и кобольдами… Не такой король нужен государству. Его высочество Маас – прирожденный повелитель. Ему беззаветно преданы войска, его обожает народ. Но на его дороге к трону судьба поставила препятствие. Наша задача – убрать это препятствие. Надеюсь, вы меня поняли?
- Что уж тут не понять, - роняет человек в черном.
- Так беретесь? – спрашивает глава купцов, и все, сидящие за столом, задерживают дыхание.
- Берусь, - отвечает тот, и заговорщики дружно переводят дух. – Условия мои вам, кажется, известны?
- Известны, - с маленькой заминкой отвечает важный господин. – Они несколько… неумеренны…
Незнакомец делает легкое нетерпеливое движение, и купец спешит поправиться:
- Но мы вполне вас понимаем. Огромный риск… Для спасения королевства мы готовы на любые жертвы!
На столе возникает тяжело звякнувший мешок, поверх мешка ложится бронзовая круглая подвеска на цепочке. Незнакомец в черном подается вперед.
- А это что такое?
- Заклинание. На один раз. Испепелить, э-э… тело. Там у них во дворце такие маги найдутся, что у мертвого способны многое выпытать. След может привести к вам…
- А от меня и к вам, - понимающе кивает незнакомец. – Весьма здраво. Приятно иметь дело с разумными людьми.
Сидящих вокруг стола заметно корежит от комплимента наемного убийцы, но все проглатывают его молча, а глава подводит итог разговору:
- Здесь половина, как и уговаривались. Вторую получите по выполнении. И помните – от вас зависит благо государства!
- О, можете быть совершенно спокойны, - по-прежнему негромко отвечает человек в черном. - Этого я ни в коем случае не забуду.
Прибывший с победоносным войском от южных пределов королевства принц Маас застал столицу в трауре. Король Эркье, всего полгода назад восшедший на престол, был вероломно убит в собственной опочивальне. Убит, скорее всего, во сне, поскольку в покоях почти не было следов борьбы. Пара опрокинутых стульев да лужа крови на полу, и в этой луже – намокшая кучка золы. Золу по мере возможности отскребли от ковра и поместили в изящно выполненную урну. Вскоре после церемонии погребения состоялась другая церемония, куда как более счастливая – коронация его королевского величества Мааса Четвертого. Ликование народа не знало границ.
Чудесный день на исходе лета. Уютный маленький домик над морем. Легчайший ветерок шепчет в вершинах нагретых солнцем сосен. В саду накрыт стол. Густо жужжат шмели.
Хозяин дома сегодня одет не в черное. На нем зеленые штаны и полотняная рубашка с распахнутым воротом. Он перебросил ноги через подлокотник кресла, в руке у него хрустальный кубок с темно-золотым вином. Вечно мрачный Фильберт и веселый толстый Тибон налегают на угощение. Кайяна приносит еще одно блюдо, полное малюсеньких пирожков, которые просто тают во рту.
- Одного только я никак не пойму, - глубокомысленно изрекает Тибон, утирая льющийся по подбородку сок спелой груши. – Почему все-таки твой отец взял с тебя тогда клятву? Ну, насчет отречения?
- Я думаю, он был прав, - отвечает хозяин домика, запрокинув голову и рассматривая на свет неспешно мерцающее вино. – С меня ведь сталось бы послать все к демонам и удрать прямо сразу же. И что нашел бы брат, когда вернулся с границы? Кучу – не обломков даже, а так, догнивающих остатков. Надо было кому-то держать злосчастное королевство в руках, пока он там сражался, а по возможности и привести его в более-менее пристойный вид.
- Надо сказать, у тебя неплохо получалось, - замечает мрачный Фильберт, обсасывая гусиную косточку, меж тем как на тарелку ему подкладывают пирожков. – Кайяна, солнышко, душевно тебе благодарен. Особенно договор с кобольдами оказался удачной идеей. Даже гномы офигели, когда увидели, какие металлы добывают в тех рудниках
- Получалось у тебя весьма недурно, это он правду говорит, - подхватывает толстый флейтист, загребая с блюда полную горсть пирожков. – Может, стоило и продолжить?
- Всю жизнь этим заниматься? – ужасается хозяин домика. – Проще сразу лечь да помереть. А потом, Кайяна. Да ее бы во дворце сглодали, и со всеми косточками, даже не жуя. Нет уж, пускай братец теперь справляется. Он у нас привычный – людьми командовать. Ответственный и все прочее. Кстати, еще об одном не забывайте, друзья, а вещь эта немаловажная.
Все смотрят на него вопросительно, оторвавшись ненадолго от еды.
- Королевская свадьба, равно как и последующие расходы на содержание королевской семьи, стали бы немалым грузом для финансов, и без того уже истощенных почти до последнего предела. А так… - Он широким жестом обводит домик, сад и плещущее за соснами море. – По крайней мере, на первое время мы с Кайяной совсем неплохо обеспечены, притом ни в малейшей степени не обременяя государственной казны!